Группа The Hatters для SPLETNIK.RU про алкохардкор, эмоции и толерантность: "Феминистки, выходите драться!"

В начале декабря в Москве с большим сольным концертом выступит группа The Hatters. Тем, кто внимательно следит за российскими музыкальными фестивалями, это название уже хорошо знакомо, ведь своими зажигательными мелодиями с цыганским размахом и русской душой группа уже покорила аудиторию "Дикой мяты", "Нашествия", Stereoleto и других фестивалей.

SPLETNIK.RU встретился с фронтменом группы Юрием Музыченко и музыкантом Павлом Личадеевым перед тем, как The Hatters отправились в тур по России, и поговорил с ними о жанре "алкохардкор", толерантности, эмоциях, Брэде Питте и том, почему это плохо, если с тобой все согласны.

Группа The Hatters

Ваша группа появилась в 2015 году. А уже в 2016-м ваш клип Russian Style набрал более 4 миллионов просмотров. То есть успех к вам пришел весьма стремительно. Вы помните момент, когда почувствовали: ага, ну вот мы и звезды?

Юрий: Да, я помню, как этот момент наступил, а на следующий день я уже не помнил, что мы делали после того, как он наступил. Что тут сказать, конечно, приятно, когда твои труды оценивают!

Москвичи вот любят Санкт-Петербург за особую атмосферу. Вы сами из этого города — как бы вы объяснили его притягательность, если она вообще есть? У вас же, кстати, есть награда в номинации "Настроение — Питер". Вот что это за настроение?

Юрий: Эстетическая душевная меланхолия, но это субъективно. Питер разный. Там просто редко бывает солнце, и когда оно светит, город преображается. Не буду долго говорить всякий красивый бред — клевый он, короче.

В последние дни Санкт-Петербург оказался в новостных хрониках по весьма шокирующему поводу — убийство аспирантки, в котором подозревается доцент СПбГУ Олег Соколов. На вас, как на творческих людей, такие события оказывают влияние? Вы что-то из новостной повестки в себя впитываете?

Юрий: Петь про мрачные новости мы вряд ли станем. Наша задача — поднимать настроение. Мы стараемся себя ограждать от страшных новостей. Их и так слишком много, а мы стараемся все-таки улыбку дарить людям.

Концерт The HattersЮрий МузыченкоПавел Личадеев

Вы вот говорили, что ваша музыка должна вызывать атмосферу алкохардкора, но при этом пробуждать светлые чувства. Нет ли в этом романтизации не самых хороших привычек?

Юрий: Есть, не будем отрицать. Не самому хорошему мы людей учим, но зато на нашем примере они могут видеть, что алкоголь приводит и к плохим последствиям. Мы призываем к культуре пития.

Вы продолжаете работать в театре "Лицедеи". Почему не оставили эту работу?

Юрий: Ну ведь мы же пошли в театральный институт, чтобы работать в театре. Мы люди творческие, нам всегда хотелось быть в театре. Во время интернета, когда все стало очень быстрым и поверхностным, театр дает глубину. Потому что рок-н-ролл — это все равно тоже быстрое и веселое чувство, это угар, здесь и сейчас, а театр — это что-то более глубокое, то, над чем можно подумать, то, что оставляет какое-то послевкусие.

Вы вообще многостаночник: и музыка, и театр, и YouTube. Где вы видите для себя больше возможностей для самореализации? И какая целевая аудитория вам ближе? Ведь это наверняка разные люди...

Юрий: Да, вы правы, это разные люди, но дело в том, что и в театре, и в YouTube, и с нашей музыкой, и с нашей тату-студией суть мы несем одну и ту же. Просто это, так сказать, разные инструменты доставки. Но везде это искусство, доброта, самоирония.

Как актер "Лицедеев" вы остаетесь членом театрального сообщества, которое в последние годы вынуждено ходить не только на репетиции, но и на акции протеста. А театр оказывается не в рубрике "Культура", а в заголовках новостей про аресты, суды. Вы какую-то сопричастность чувствуете к происходящему: что тоже не надо молчать, надо говорить об этом?

Павел: Это все-таки личное дело каждого человека и к творчеству отношения не имеет.

Юрий: Дело в том, что нас слушают люди разных поколений. Мы немного боимся в молодые головы занести неправильное зерно. Если я пойду на акцию протеста, у меня будет своя позиция. Если я ее открыто заявлю, то взрослый человек сможет меня понять, принять или не принять. А люди помладше примут это сразу за чистую монету, и я бы не хотел за них принимать решение. Мы люди искусства, и наше дело — песни.

Но ваши YouTube-шоу при этом всегда довольно смелые — там вы свои эмоции не сдерживаете. Притом что сейчас мир искусства старается быть максимально корректным и аккуратным, таким причесанным. Вот эта всеобщая толерантность не убивает художника, как вам кажется?

Юрий: Мы не говорили, что мы хорошие. Мы хулиганы и дебоширы. И людей призываем лишь к одному: быть проще, добрее и веселее. Не надо ко всему относиться так серьезно. Можно в мире и в своей жизни оставлять место для здорового хулиганства. Ведь с толерантностью как дело обстоит: обидеть верующего человека, например, незаконно, а утверждать, что Бог есть среди неверующих, — это нормально. То есть кичиться толерантностью — это ведь по факту не толерантно! Когда педалируешь то, что ты гей, другой расы, феминистка — получается, что ты на этом акцентируешь внимание. Получается совершенно обратная история, и это не честно. Получается, это работает в одну сторону только. 

Павел: Да, есть же история, как женщина подала в суд на какую-то церковь, что представители веры оскорбляют ее чувства атеистки. И ей отказали, она не выиграла.

Юрий Музыченко и Павел Личадеев

А если последует критика за упомянутое вами хулиганство?

Юрий: А к ней следует относиться иронично. Нельзя угодить всем. Нельзя всем быть друзьями. Если все вокруг с тобой согласны, значит, ты уже где-то неправ.

А феминистки на вас еще не жаловались? На фото с концертов вот можно увидеть привязанных к стулу девушек.

Павел: Ну и что? Ну это же как минимум сексуально!

Юрий: У нас совсем недавно вышла песня новая "Все сразу", и там первая строчка: "Слышь, дядь". Обращение, получается, к мужчине, и в каком-то феминистском сообществе на нас наехали: почему это "дядь"? Почему не "теть"? Но нас это не смущает, мы никого специально не хотели задеть.

Павел: Феминистки, простите!

Юрий: Или выходите драться (смеются).

Недавно вы снялись в клипе, режиссером которого стал Эмир Кустурица. До этого вы с ним встречались на одной сцене и выступали у него на разогреве. Вы не скрываете, что это ваш кумир. При близком знакомстве не пожалели, что сотворили его себе?

Юрий: Мы не скрываем, что это наш кумир, поэтому, конечно, это было круто. Пока шли переговоры, пока все планировалось, мы до последнего не верили. Нас и на съемочной площадке не покидало чувство, что где-то нас разводят. Это очень странно, когда сотворенный нами кумир оказался рядом, работал с нами и даже советовался с нами, обсуждал что-то. И до сих пор, если честно, не верится. В январе мы поедем к нему на фестиваль выступать, и тогда может, поверим наконец! Он и его музыканты вроде взрослые дядьки уже, старики, а на сцене хулиганят похлеще нашего. Они нам подарили веру в то, что мы делаем. Они нас обнадежили. Мы просто недавно задумывались, на сколько же нас хватит еще, сколько мы так же будем дебоширить и беспредельничать. Посмотрев на них, мы поняли, что еще даже не начинали!

Когда вы только создали группу, вы говорили, что у вас не было никакого бизнес-плана: все пошло, как пошло. Сегодня вы уже задумываетесь, в какую сторону надо двигаться, с кем, может, нужен дуэт?

Юрий: В творчестве очень сложно что-либо планировать, особенно в наше время, когда звезды моментально появляются, пропадают — нас же каждый день окружает бешеный поток информации. Мы стараемся планировать, думать, с кем было бы правильно сейчас посотрудничать, что сделать: клип, песню, сингл выпустить или альбом. Все время стараемся сделать вид, что мы умные и все делаем правильно, но постоянно промахиваемся или попадаем наугад. Как бы мы ни старались управляться веслами — все равно плывем по течению.

А как будет развиваться ваша жизнь в Little Big Family? Планируете продолжать сотрудничество с Ильей Прусникиным, ведь вы же очень хорошие друзья? Или уже какие-то разные творческие цели появились?

Юрий: Мы будем всегда сотрудничать, потому что мы друг друга хорошо чувствуем, нам комфортно вместе работать. Мы друг другу уж точно не мешаем, а помогаем. Нам делить нечего. И у нас еще будет много проектов, и совместные треки мы планируем, и клипы. Так что мы будем только радовать и удивлять.

Есть еще какие-то инструменты, которые вы хотели бы добавить в свой "оркестр"? Или вы уже достигли оптимального звучания?

Юрий: Мы в прошлом году пробовали добавлять еще инструменты: контрабас, альт, скрипку, валторну. Но все-таки пришли к выводу, что нужно оставить тот состав, который есть сейчас. В нем есть сухое звучание каждого инструмента. То есть мы хотим не наращивать мышечную массу, а стать такими поджарыми и жилистыми, как Брэд Питт в фильмах "Большой куш" и "Бойцовский клуб".

Музыкальные критики обычно любят сравнивать новые коллективы с уже давно известными. Самое абсурдное или просто запомнившееся сравнение, которое вы про себя читали, кроме Кустурицы и Бреговича?

Юрий: С группой Gogol Bordello постоянно сравнивают. Да и пусть сравнивают — мы никогда и не отрицали. Преемственность должна быть. Зачем заново создавать велосипед, если можно на нем уже покататься. Все в мире уже придумано до нас, главное — теперь этим правильно воспользоваться.

Для вас художник это в первую очередь кто: тот, кто в своем творчестве рассказывает про свой внутренний мир, или тот, кто про мир внешний что-то должен сказать?

Юрий: Это бывает совершенно по-разному. Самое главное, чтобы это вызывало какие-то чувства, а делает художник это за счет своей истории или рассуждением об окружающем мире, совершенно неважно. Многие вот недоумевают: ну как можно слушать тяжелую музыку — там же и музыки-то нет! Но она же вызывает эмоцию, а это самое главное. Для этого и создано искусство.

Вы довольно активно гастролируете. Можете вспомнить какой-то самый эмоциональный концерт?

Юрий: Наверно, наши первые большие сольные концерты прошлой зимой. Сейчас они нам тоже предстоят. А вообще, это должны быть такие концерты, после которых можно пускать титры: "И все у них было хорошо!". Концерты, после которых можно сесть дома на стульчик и сказать: "Фух, ну все!". Закрываем книгу, открываем новую. А так каждый концерт классный и интересный. Мы сами стараемся сделать их такими для себя каждый раз, ведь повторять одно и то же неинтересно.

Вы как-то сказали, что на сцену выходить вам бывает страшно — очень волнуетесь. А за пределами сцены что вас пугает в современном мире?

Юрий: Новости! Это же кошмар! Жить страшно очень. Мы вот на сцене и прячемся от всего. На сцене мы крутые и нам ничего не угрожает.

А как бороться со страхом выхода на сцену тогда?

Юрий: Этот страх никак не побороть. Всегда страшно.

Павел: Давай профессионально ответим — надо всегда быть готовым! Нужно иметь какой-то план. Мы знаем, что мы выходим и начинаем играть песни. Но и план отхода иметь — это тоже хорошо.

А вы пытались анализировать, с чем связан этот страх сцены? Ведь многие артисты признаются в этом. Или это лукавство?

Юрий: Самое страшное — это потерять связь с залом. Понять, что ты находишься отдельного от него. Самый ужас — это когда ты не можешь посмотреть в глаза зрителю. Это все, конец, ты провалился, если тебе стыдно смотреть зрителям в глаза.

А какие-то удивительные, запомнившиеся встречи с поклонниками в вашей гастрольной жизни уже были?

Юрий: Да, у нас есть одна интересная история из Иркутска, по-моему. Мы играли в не очень большом зале, все зрители на виду, все веселятся, а одна девочка просто стоит свечкой посреди зала недовольная. Мы остановили концерт, спрашиваем: "Девушка, ну что такое, что мы не так делаем?". А она говорит: "Да вы все правильно делаете, но я должна была прийти с подругой, а ее парень не пустил, мол, либо концерт, либо расстаемся". Мы так посетовали, пошутили, попытались ей позвонить со сцены. Ну и продолжили концерт. А после выступления выходим к автобусу, а нас встречает вот эта девушка, а рядом ее подруга, та самая, с двумя огромными клетчатыми сумками. Она в итоге пришла на концерт и ушла от парня, он ее выгнал.

А есть какой-то удивительный факт про вашу группу?

Юрий: Да! Мы наверняка единственная группа в мире, где все люди играют на тех инструментах, на которых сами с самого детства захотели играть! Я сам захотел играть на скрипке, Павел сам захотел играть на аккордеоне, и все-все музыканты в нашей группе сами с детства выбрали свой инструмент. И никогда его не стеснялись.

Павел: Ведь если брать русский рок, то чаще всего люди занимались на баянах, на пианино, а потом стали гитаристами, басистами, барабанщиками. Но это не значит, что мы не хотели быть гитаристами!

Юрий: Скучное это дело — на гитаре играть. Да и гитаристов много — девчонок не удивишь! Это обыденно, а вот скрипач в татухах — вот это да! У нас и в группе нет гитариста, только бас-гитарист. Мы не используем гитару, потому что считаем ее довольно нечестным инструментом. Достаточно один раз по струнам вдарить — и все в восторге. А тут еще постараться надо.

А свои первые детские музыкальные восторги помните? Чьи плакаты были на стене? Какие музыканты мотивировали вообще заниматься музыкой, полюбить ее?

Юрий: У меня это Эннио Морриконе. Именно он побудил меня заниматься на скрипке, я очень долго был погружен в его музыку.

Павел: А у меня это группа "Ноль". Когда я первый раз их увидел, я чуть с ума не сошел! Я даже не мог представить, что чувак на баяне может делать такую интересную музыку, не используя гитару с перегрузом, а в некоторых песнях и барабаны. И все равно это рок!

Самое ценное ваше качество как музыканта и как человека?

Юрий: Мы — искатели! Мы всегда в поиске! А еще мы — задроты. Если сразу сыграл, что придумал, то, значит, что-то не так. Слишком просто! Надо усложнить!

Легко вообще договориться с таким количеством музыкантов в группе?

Юрий: Вообще невозможно! Все ругаются постоянно — это нормально. Наоборот, если не ругаемся, значит, что-то пошло не так. Не может же восемь человек думать одинаково. Не может быть, чтобы все были довольны — всегда кто-то недоволен. И всегда это барабанщик (смеется).

Ну и в финале дайте же ответ на вопрос, которым заинтриговали наших читателей на видео! Какой же рост у Павла?

Юрий: Паша, какой у тебя рост? Плюсуй сразу десятку!

Павел: Два метра. Округлим.